Иногда довольно непросто объяснить почему мы не генеалоги. И делаем нечто прямо противоположное генеалогии. Попробуем сделать некоторые заметки на этот счет.
Когда у человека нет никакого плана или направления в жизни, он начинает либо судорожно присоединяться к массовым движениям, корпорациям и всяким гуру-кармоведам (то есть верить, что те знают будущее), либо искать точки опоры наоборот, не в будущем, а в прошлом (веря, что может знать прошлое). Первый случай нам не очень интересен: человек просто сдает себя в пользование другим людям. А вот второй случай наш.
Человек по одной точке не может провести прямую… Вернее может, но бесконечное множество прямых… Ему надо свою свободу сузить до какого-то математического луча. А это можно сделать не менее чем по двум точкам. Он сам – одна точка. А где-то в прошлом другая, и ее необходимо найти. Сперва он назначает этой точкой максимально поколенчески удаленных от себя живых родственников (бабушку с дедушкой), а потом у них узнает о тех, что подальше, уже неживых, как бы передвигая вторую точку дальше в прошлое.
Зачем надо отодвигать вторую точку как можно дальше в прошлое? Потому что маленькие математические отрезки не дают представления о том, насколько их род устойчив к политическим, экономическим, культурным, социальным и прочным колебаниям жизненного ландшафта. Другими словами, если вы свой род проводите через себя и дедушку, который родился в 1930, то совершенно не очевидно, что ваша семья и ваши семейные сценарии будут устойчивы за пределами периода социализма. Но если точка опоры еще в Российской империи, это «индекс устойчивости» как бы несколько повышает. Ну и самые самоуверенные люди свои вторые точки находят во времена Ивана Грозного, в других государствах и так далее. И гордятся этими своими корнями, хотя в то же время нередко сами они – не плодоносные ветки. Пятизвездный пролетариат, озабоченный вечным выживанием.
Спускаясь по этой математической линии все дальше, человек в какой-то момент останавливается. Обычно это связано с тем, что дальше сведений не собрать, они утрачены. В этот момент он самого древнего предка назначает пробандом, то есть родоначальником, и приступает к первичной аналитике того, что он собрал.
Обычно в этот момент все и заканчивается.
Выясняется одна неприятная вещь. Несмотря на то, что хотя все предки, о которых удалось собрать информацию, связаны друг с другом родственными узами, им совершенно нечему нас научить. Один был военным, другой сидел в тюрьме по малолетке, третий выпивоха, у четвертой большие успехи в вышивании, третий служил царю, четвертый был революционером, и так далее. То есть первичная аналитика не дает никаких ответов, между родокопателем и пробандом образуется единая линия, но она кривая. А если она в прошлом кривая, то и, продолженная в будущее, она тоже ни разу не выпрямится. Будет такой же кривой.
Но так у него и так жизнь кривая! Не для этого в прошлом копался!
Здесь заканчивается работа генеалога. Он говорит: «Мы вам нашли всех предков, каких вы хотели. Продали вам к этой информации красивый фильм как мы это делали и «родовую книгу», где каллиграфическим почерком написали все, что накопали. С вас 560 000 рублей и – удачи!». Родокопатель уходит из центра генеалогии с этой макулатурой в состоянии подвешенном и печальном.
А наша работа здесь только начинается, потому что необходимо провести вторичную аналитику, вписать ее в наши технологии, которые «выпрямляют» линию рода. И в таком, выпрямленном виде, род и становится собственно фамилией. То есть объектом дизайна, а не случайного исторически размазанного библиографического челоматериала. С этой точки зрения для человека гораздо важнее не то, как далеко вторая точка в прошлом, а насколько прямое между этими точками расстояние. Если оно действительно прямое, если фамильная легенда и мифоритуальный туннель прописаны качественно и исполняются, то вторая точка может быть не слишком уж далеко, в пределах третьего поколения. А значит часто не нужны ни генеалоги, ни траты по полмиллиона.
То, что прямота линии важнее фактических данных, прекрасно понимали сами члены великих фамилий. Например, Павел Флоренский (1882–1937), российский ученый, религиозный философ, богослов:
«Видимо, у каждого рода есть свой закон, от которого не уйдешь. Род – целое, а не сумма последовательных поколений… Жизненная задача всякого – познать строение и форму своего рода, его задачу, закон его роста, критические точки, соотношение отдельных ветвей и их частные задачи, а на фоне всего этого – познать собственное свое место в роде и собственную свою задачу, не индивидуальную свою, поставленную в себе, а свою – как члена рода как органа высшего целого. Только при этом родовом самопознании возможно сознательное отношение к жизни своего народа и к истории человечества…»
То, что мы делаем, и то, что людям как раз и нужно от родственников в прошлом, генеалоги не любят и несколько презирают, называя нашу деятельность «генеалогическим фольклором». Для них то, что не может быть отражено силами генетики и машины (то есть не содержится в госархиве) – пустое сотрясание воздуха. Однако именно то, что не может быть формализовано – и есть то, что люди ищут. Некое пространство, где ты свободен. Поэтому мы и утверждаем, что фамилия – это о свободе. И мы, в отличие от генеалогов, в этом смысле можем давать советы как человеку поступать со своей родовой историей. А главное – для чего.
Виталий Трофимов-Трофимов, «Фамильная легенда«
Источник: gumilev-center.ru
Удачи в поиске.
